Лесная наука вне отраслей знаний

Прорыв в технологиях и экономике возможен только при высокой востребованности науки, утверждал нобелевский лауреат Жорес Алфёров. Лесная отрасль в России сегодня претерпевает большие изменения, и было бы логично привлечь к этим реформам достижения научной мысли. Особенно актуально это в Год науки и технологий, объявленный президентом РФ в 2021 году.

Однако общение с представителями профильных вузов и научно-исследовательских институтов приводит к неутешительным выводам о том, что в этой сфере немало системных проблем. Например, Александр Добровольский, доцент кафедры лесоводства Санкт-Петербургского государственного лесотехнического университета им. С. М. Кирова, ранее отметил, что в отрасли фрагментарно присутствуют интересные и перспективные направления исследований, однако развитию этого направления препятствует очень низкий уровень материально-технического и кадрового обеспечения лесной науки.

Оценку состояния лесной науки представила Светлана Морковина, проректор по науке и инновациям Воронежского государственного лесотехнического университета им. Г. Ф. Морозова.

— Сегодняшний уровень развития лесной науки я оцениваю на тройку. Несмотря на возрастающую потребность в инновациях, новых знаниях и разработках, в коммерциализации уже созданных решений, лесная отрасль обделена в этом плане достаточно сильно. Причин тому много, на некоторых я остановлюсь более подробно.

Во-первых, согласно общероссийскому классификатору специальностей, лесная отрасль входит в состав секции «Сельское, лесное и рыбное хозяйство». Как мы видим, этот огромный блок объединяет несколько отраслей, разных по смыслу и содержанию, что существенно затрудняет и образовательную, и научную деятельность. Чтобы получить значимый результат, лесное хозяйство необходимо изучать отдельно от смежных дисциплин, искусственно к ней присоединённых.

Следующее, что необходимо сделать, — посмотреть на отрасли знаний, в рамках которых можно поддерживать грантовые проекты, предоставлять субсидии, выделять средства на поддержку научных исследований. Обращаясь к этому классификатору, мы видим, что лесное хозяйство и лесные науки в нём просто отсутствуют. Есть сельскохозяйственные науки и науки о земле, более ничего. Для такой лесной державы, как Россия, при наличии приоритета в развитии лесного хозяйства не выделять эту отрасль знаний, по моему убеждению, стыдно.

Можно, конечно, формально включить лесные проекты в раздел «сельское хозяйство». Но по сути это совершенно разные вещи. Одно дело — вырастить огурцы, и совсем другое дело — дуб. Можно проводить исследования пшеницы, которую выращивают на всех континентах, а можно заниматься изучением липы мелколистной, интерес к которой далеко не столь масштабный. Однако для природы липа не менее важна, чем пшеница. Не должна она быть менее важна и для учёных, особенной в стране, где лесное хозяйство признано одной из приоритетных отраслей экономики.

Но пока это не так. Сегодня лесная наука вынуждена подстраиваться под требования сельхознауки, доказывая, что она тоже может предложить полезные инновационные решения. Проблема в том, что лесные проекты оценивают по критериям, предъявляемым к сельскому хозяйству, но это в корне неверно. Расширение классификатора позволит лесным учёным полноценно участвовать в конкурсах на получение финансовой поддержки своих проектов, которые будут оценивать по критериям, адекватным для лесной отрасли.

Ещё одна важная системная проблема — недостаточное финансирование лесной науки. Федеральное агентство лесного хозяйства, конечно, поддерживает научно-исследовательские институты, и это хорошо. Я знаю, что в последние годы оборудование заменили практически во всех научных организациях, подведомственных Рослесхозу. Но в отношении организаций, входящих в структуру РАН, и профильных вузов такого целевого финансирования на обновление основных фондов, к сожалению, выделено не было. Это тоже негативно сказывается на качестве научной деятельности.

Приведу пример: сегодня государство ставит своим приоритетом пресечение незаконного экспорта древесины. Для решения этой задачи можно использовать множество различных решений, в том числе наукоёмких. В частности, в нашем вузе проводят исследования по маркировке древесины с помощью наночастиц. Чтобы довести их до финальной стадии, потребуется порядка 100-150 млн рублей. Естественно, без поддержки государства завершить исследования мы не сможем.

Ещё больший урон лесной науке наносит отсутствие финансирования для поддержания и развития научных объектов. Речь идёт в первую очередь о тех участках лесного фонда, которые профильные вузы страны получили для осуществления научной и образовательной деятельности в бессрочное безвозмездное пользование. За время эксплуатации на этих участках были созданы уникальные научные объекты. Например, у нашего университета их более ста: дендрарии, опытные площадки, испытательные центры, участки географических культур и т. д.

Для подержания этой деятельности при вузах созданы учебно-опытные лесхозы, финансирование которых возложено на сами образовательные учреждения за счёт доходов от внебюджетной деятельности. То есть, по сути, эти объекты финансируются по остаточному принципу. Естественно, это не могло не сказаться на их состоянии: коллекции не пополняются и утрачивают свою научную ценность, оборудование устаревает, постройки разрушаются, работники лесхозов получают минимальную зарплату и не имеют возможности повышать квалификацию.

Решить проблему можно было бы за счёт выделения целевых средств по линии Рослесхоза, но инструменты для этого не разработаны. Нет их и в системе лесного законодательства, которое в целом далеко от совершенства. В современном виде оно не наделяет вузы, которые используют выделенные им лесные участки в научных целях, правами арендаторов или собственников, поскольку ни теми, ни другими они не являются. Мы пользователи этих земель, и не в коммерческих целях, а в научных. И могли бы получать субсидии, как и субъекты РФ, которые государство субсидирует для осуществления деятельности на землях лесного фонда, не переданных в аренду. Такие механизмы должны быть созданы на законодательном уровне.