Лесная ферма

Интенсивное лесопользование отличается от того механизма добычи древесины, который, как правило, применяется сейчас в России, как современный животноводческий комплекс от средневековой фермы. Несмотря на противоречивость самих технологий, интенсивные способы ведения лесного хозяйства очевидно более продуктивны, чем привычные отечественным лесозаготовителям. Однако развитие этой отрасли сдерживает сама система устройства лесного комплекса России. Арендаторы, мыслящие сроками 5-10 лет, не могут вкладываться в проекты, экономический эффект от которых можно почувствовать не ранее, чем через полвека.

Понимай, как знаешь

Интенсивное лесопользование, если коротко — это технология, при которой лесопользователь активно вмешивается во все процессы выращивания древесины на протяжении всех циклов роста. Компания-заготовщик не просто высевает лесные саженцы, но и ухаживает за ними в течение нескольких десятилетий — благодаря этому удается достичь максимального эффекта от одного кубометра древесины на корню. 30 процентов древесины, заготавливаемой в России, почти исключительно в силу применяемых технологий относится к низшему качеству, пригодному разве что для дров.

«То есть мы будем выращивать сырье высокого качества с высокой добавленной стоимостью», — поясняет один из главных лоббистов этой технологии в Сибири, директор по лесной стратегии ОАО «Группа «Илим» Игорь Сапунков.

Конкретных методик или рекомендаций для формирования системы интенсивного лесопользования нет. Пока в российской действительности эта система остается чем-то вроде благого пожелания компаниям-заготовителям. Более того, как утверждают эксперты, термин «интенсивное лесопользование» не имеет устоявшихся дефиниций даже в профессиональной среде. Однако это не помешало ему проникнуть в официальные документы. Например, термин «интенсивное лесопользование» имеется в государственной программе «Развитие лесного хозяйства на 2013-2020 гг.», которую в конце декабря 2012 года утвердил премьер-министр Дмитрий Медведев.

Правительство, равно как и российское экспертное сообщество в целом, пока воспринимает интенсивное лесопользование по конкретным конечным показателям его эффективности — благо, что их можно «подсмотреть» в странах, которые такую технологию давно и успешно внедряют. Например, в Финляндии, Швеции или странах Прибалтики. В Группе «Илим» дают следующие выкладки. 30 процентов древесины, заготавливаемой в России, почти исключительно в силу применяемых технологий относится к низшему качеству, пригодному разве что для дров. Еще 40 процентов — это древесина высокого качества, пригодная, например, для производства целлюлозы. Наконец, только оставшиеся 30 процентов древесины — это высококачественное сырье, которое, собственно, и приносит основной доход лесозаготовителю.

А теперь внимание — результаты работы лесозаготовителей в Швеции и Финляндии. В этих странах древесины, пригодной только для топлива, — всего 2-3 процента. Балансов (для целлюлозной отрасли) — около 30 процентов. И 60-70 процентов — это высококачественный пиловочник. На длительных промежутках лесопользования это означает, что в скандинавских странах с одного гектара леса снимается в среднем в 2-2,5 раза больше качественной древесины.

По сути, там леса уже не являются исключительно природным явлением. Напротив — это самые настоящие лесные фермы, в которых лес выращивается не сам по себе, а при постоянном уходе: прореживании, формировании просек, генетической культивации нужных сортов. У таких технологий есть, конечно, и противники, ратующие за неприкосновенность природных экологических цепочек, которые, естественно, рушатся в «лесных фермах». Однако представляется, что такая забота — от лукавого, ведь ферма в любой отрасли создается не для формирования экологической среды, а для получения максимального экономического эффекта.

Пусть растет

Примечательно, что «экологический» подход пока подспудно преобладает в России. Согласно отечественному законодательству, на каждый гектар земли высаживается до 3 тысяч саженцев, за которыми в течение следующих трех лет осуществляется агротехнический уход: освобождение от лиственных пород, ликвидация листвы и т. д. Через 7 лет проводится мониторинг, до этого времени возможно и прореживание, но после этого лес фактически предоставлен сам себе.

Нельзя сказать, что ситуацию не пытаются изменить. Так, в Министерстве природных ресурсов РФ (МПР) вот уже несколько лет прорабатывается вопрос о методиках внедрения интенсивного лесопользования в нашей стране. По словам начальника отдела госполитики в сфере использования и воспроизводства лесов МПР Павла Трушевского (кстати, долгое время проработавшего в Братcке), в рамках этой работы предусматривается разработка правил ухода за лесами, лесозаготовки и лесовосстановления для 34 районов, на которые по климатическим особенностям должна быть разбита вся территория страны. В числе приоритетных — 8 природно-климатических районов, в основном расположенных в Восточной Сибири.

«Вот на эти восемь лесных районов мы и направим главные наши усилия. Консолидируем на это всю нашу науку лесную. Поэтому методика для разработки нормативов будет взята не из головы, не с потолка, не от чиновника какого-то», — уверяет Трушевский.

У интенсивного лесопользования есть и практические наработки, все в той же Группе «Илим», которая вот уже несколько лет разводит в Иркутской области лесной питомник с целью доказать эффективность предложенной технологии. Это опытно-промышленные участки, которые «Илим» выращивает в полном соответствии с идеологией интенсивного лесовосстановления: проводит уход, прореживание. До «снятия урожая», конечно, еще не дошло. Заметим, что это не благотворительная акция. Бизнес Группы «Илим» напрямую зависит от стабильных поставок качественной древесины, которую в тот же Усть-Илимск уже возят за несколько десятков, а то и сотен километров. А применение технологии интенсивного лесопользования, говорит Игорь Сапунков, повышает долю пиловочника в заготавливаемой древесине. Это дает возможность в перспективе строить вокруг целлюлозных комбинатов компании лесопильные заводы для снабжения предприятий качественной щепой. Только бизнес, ничего личного.

Быстрые деньги

За исключением островка интенсивного лесовосстановления на севере Иркутской области, в России сейчас буквально единицы территорий заявили о своей приверженности этой модели. Например, год назад о пилотном проекте в данной сфере заявили в правительстве Карелии — правда, конкретных результатов пока нет. Да и вокруг «Илима» ситуация далека от идеала. Вот статистика по Братскому району Иркутской области. В 1989 году местные лесхозы высадили саженцы на территории 12 тысяч гектаров. Несколько последних лет объемы лесовосстановления держатся на отметке 300-500 гектаров в год, да и те — почти исключительно силами «Илима». Другие лесопользователи и этого не предпринимают.

Остальной массив лесозаготовок в свою очередь впечатляющими результатами не блещет.

«Одних только порубочных остатков, по нашим оценкам, бросается на лесосеках более пяти миллионов кубометров в год. Кто-то называет и 10 миллионов, цифра такая тоже «гуляет».

Порубочными остатками мы практически никак не занимаемся. Это надо признать откровенно», — говорит вице-президент Союза лесопромышленников и лесоэкспортеров Иркутской области Василий Зырянов.

Кроме того, в год, по данным Зырянова, только в одной Иркутской области образуется около миллиона кубометров коры, почти полтора миллиона кубометров опилок и так далее. Это результат сложившейся тенденции, в рамках которой в лес нужно вкладывать по минимуму, чтобы получить быстрый максимальный эффект.

«Принцип — формирование древостоя происходит естественным путем. Подход — отсутствие воздействия на насаждения в ходе всего роста. И цель —минимизация текущих затрат при ведении лесного хозяйства», — коротко описывает эту модель Игорь Сапунков.

Эти слова подтверждает статистика. На недавнем заседании Общественного совета при Рослесхозе была озвучена симптоматическая цифра: в себестоимости круглого леса затраты на лесопользование составляют всего 10-15%.

Никто ни за что не отвечает

И здесь мы приходим к главной причине, которая тормозит внедрение системы интенсивного лесопользования в России, — это сами принципы устройства отрасли. Предприниматель, который использует в работе эту технологию, должен мыслить периодами как минимум в 30-40 лет. Лес — это не стадо крупного рогатого скота, даже на самой прогрессивной ферме его не вырастишь за несколько лет. Инвестору лесной отрасли определенно нужна стабильность, а ее-то как раз и нет.

Специалисты посчитали: за минувшее столетие структура государственного управления лесным комплексом поменялась 39 раз! И если в советский период речь шла, как правило, о формальных переименованиях, то в последние 10 лет изменения были существенными и болезненными для всех отраслевых игроков.

Согласно новому Лесному кодексу, с 2006-2008 гг. управление отраслью разделилось аж на три ступени. Первое — это надзорная инстанция. Поскольку эта сфера отношений отдана в распоряжение регионам, в каждом субъекте федерации конкретное название органа может отличаться. Например, в Новосибирской области на уровне муниципального района такой орган называется «отдел лесных отношений» во главе с «главным лесничим». Второй уровень есть не везде — это лесхозы. Большинство регионов Сибири от лесхозов отказались. Действительно, их роль двояка. С одной стороны, это предприятия с правами обычного арендатора леса, а с другой — орган, выполняющий государственное задание по охране лесных массивов. Конструкция странная, однако, как уверяет глава департамента лесного хозяйства Новосибирской области Сергей Швец, без нее было бы еще хуже. Причина — третий уровень, а именно арендаторы.

Арендатор леса — это компания, которая заключает с государством контракт на 49 лет с условием ухода за своим участком. Принцип архаичный: в Европе и Северной Америке леса в аренду никто не сдает, там применяется механизм концессии, и аренда сопровождается выполнением четко прописанной инвестиционной программы. У нас же арендаторы — структуры, как правило, непрозрачные, с непонятной схемой собственности. К тому же получающие право на пользование лесами по одному критерию — максимальная цена, которую компания готова уплатить государству за аренду.

«Мы объявляем конкурсы, и проходят настоящие «рога и копыта». Это фирмы, которые просто «стригут» деньги, ничего не вкладывая в лес. За четыре года мы расторгли четыре договора с арендаторами. Сейчас идут суды», — говорит Сергей Швец.

Да и «порог входа» в эту отрасль до смешного минимальный. Вот один из недавних госконтрактов, объявленный в Новосибирской области. На торги выставлено право заготовки древесины в Коченевском районе региона объемом 34,4 тысячи м³. В нынешних ценах, нетрудно посчитать, за этот объем можно выручить даже с российской эффективностью около 50 млн рублей. А цена лота — 599 тысяч рублей. Выгодно? Несомненно. Но при такой схеме государство фактически самоустраняется от процесса регулирования лесовосстановления. Отсюда и такая федеральная статистика: в России на лесное хозяйство тратится на один гектар в 76 раз меньше бюджетных средств, чем в США, в 25 раз меньше, чем в Финляндии, в 300 раз меньше, чем в Китае.

Проще говоря, для лесопользователей в Сибири, особенно в Красноярском крае и Иркутской области, где контролирующие инстанции далеко, нет никаких стимулов, чтобы заниматься простым лесовосстановлением. Не говоря уже об интенсивном лесопользовании.

Как следует из опыта европейских стран, прогрессивным методом управления в этом случае может стать консолидация управленческих и хозяйственных функций в руках одного органа. Например, в Латвии таким органом является АО «Государственные леса Латвии» — структура, на 100% принадлежащая правительству страны. Специалисты этой компании — менеджеры. Они планируют объемы добычи и продажи древесины, выращивания саженцев, посадки леса (то есть планируют весь комплекс работ в рамках интенсивного лесопользования). А уже выполнением этих работ занимаются частные компании — в рамках утвержденных плановых параметров.

Можно возразить: если интенсивное лесопользование является суперэффективным коммерческим мероприятием, то бизнес сам должен быть заинтересован в его внедрении. Это так, но с тем условием, что государство обеспечивает гарантированную стабильность условий лесопользования на несколько десятков лет. Пока же этого нет. Жесткое планирование и консолидация полномочий в едином органе могли бы стать выходом из положения.

Текст: Сергей Чернышов