Руби — не хочу: сколько леса в России доступно для заготовки?

За нашей страной прочно закрепилось звание ведущей лесной державы. Цифры, правда, в источниках разнятся: одни говорят о четверти мирового запаса древесины, другие о пятой части всех лесов планеты (что, согласитесь, не одно и то же). При этом все участники российского ЛПК всё громче заявляют о том, что добывать древесину становится сложнее: практически все доступные участки уже освоены, а богатые хвойной древесиной пионерные леса бдительно охраняют экологи.

«Несмотря на значительные лесные ресурсы, большинство лесов экономически недоступны, вследствие чего имеющийся лесозаготовительный потенциал остается существенно недоиспользованным. Общий размер расчётной лесосеки составляет порядка 730 млн м3, который осваивается в среднем на 30%. Почти треть объёмов производимого круглого леса приходится на северозападные регионы, где сосредоточена самая высокая плотность автомобильных и железных дорог, крупные лесоперерабатывающие производства и города», — такие данные приводит Indufor Oy в бюллетене Ассоциации «ЛЕСТЕХ».

«Всё уже украдено до нас»

По данным природозащитников, на территорию нашей страны приходится примерно 21% всех лесов мира. Но это не должно вводить нас в заблуждение, предупреждают экологи: больше половины этих лесов низкопродуктивные, и вести здесь экономически эффективное лесное хозяйство невозможно.

«Лесов, которые теоретически, в силу своей продуктивности и биологических особенностей, подходят для того, чтобы не просто добывать древесину, но ещё и выращивать её, у нас в лучшем случае треть. Это преимущественно уже освоенные человеком участки, переработанные в рамках неэффективной бесхозяйственной модели лесопользования.

Там, где изначально были хвойные или широколистные леса, в результате многолетнего бесхозяйственного лесопользования сформировались неухоженные березняки, осинники либо смешанные насаждения. С экономической точки зрения это леса опустошённые», — констатировал эколог Алексей Ярошенко на VI Всероссийской научно-технической конференции «Леса России: политика, промышленность, наука, образование».

Несколько лет назад в одном из интервью эколог сравнил российское лесопользование с выковыриванием изюма из булки. По его словам, такая система бесхозяйственного лесопользования сформировалась ещё в 1930-х годах: из леса брали лучшую древесину, не заботясь о её возобновлении и тем самым запуская механизм замещения ценных лесов вторичными, неухоженными. Такой оказалась цена индустриализации и послевоенного восстановления экономики. И хотя сегодня обстановка в стране не столь печальная, остановить этот маховик не так-то просто.

Расчётную лесосеку у нас продолжают считать по старинным формулам, которые были заимствованы в середине позапрошлого века и придуманы для лесов, в которых ведут качественное лесное хозяйство. У нас этого нет, поэтому расчётная лесосека представляет, по словам Алексея Ярошенко, «липовую величину, которая отражает температуру обратной стороны Луны, а никак не реально возможный объём лесопользования». Почему же её продолжают считать по той же схеме?

«А это всем очень удобно. Сколько лес ни руби, а расчётная лесосека будет оставаться очень большой. Даже в тех регионах, где лесные ресурсы уже истощены, расчётная лесосека велика и позволяет этот лес доверчивым простачкам-инвесторам продавать. Такой подход очень выгоден, потому что создаёт иллюзию лесного благополучия. Новые подходы давно продуманы, но в практику их никто не спешит внедрять, потому что картина получится страшная, если считать наши леса по-настоящему», — пояснил эколог в интервью телекомпании ТВ2.

Нет данных — нет ответственности

Подтверждают это исследования учёных, которые периодически пытаются свести концы с концами и выяснить наконец, сколько и какого леса заготавливают в разных регионах страны. Очередную попытку предприняли авторы исследования «Современное состояние лесного фонда Дальневосточного федерального округа» (О. Ю. Приходько, Т. А. Бычкова, Г. Е. Ким. «Сибирский лесной журнал», 2021, 1).

И пришли к закономерному выводу: «в регионах ДФО расчётная лесосека и фактическое изъятие древесины не только не совпадают, но и доля изъятия составляет от 1 до 56%». По мнению учёных, основная причина такого расхождения — отсутствие достоверной информации в материалах лесоустройства.

«Важную роль играет и то, что лесоустроительные работы в лесах, находящихся в федеральной собственности, а также назначение площадей в рубку зачастую осуществляют частные организации, которые готовят документы исключительно по заказу и оплате арендаторов. Проверка материалов лесоустройства, проектов освоения лесов осуществляется только на бумаге, приём лесосек в натуре происходит после проведения всех работ по истечении года.

По итогам таких проверок может внезапно выясниться, что объёмы древесины на корню были занижены, а предъявить факт нарушения зачастую некому, поскольку арендатор ссылается на утверждённые материалы лесоустройства или же действующие законы не позволяют привлечь его к ответственности», — отмечают аналитики.

Ещё более критически сформулирован основной вывод исследования: «Некомпетентность и безответственность за результаты работы представителей органов государственной власти субъектов РФ ДФО зачастую приводят не только к значительным потерям лесного дохода, но и к критическому ухудшению состояния лесов, снижению их сырьевого потенциала.

Очевидна и требует безотлагательного разрешения несогласованность законов, планов и стратегий развития лесной отрасли ДФО. Лесное хозяйство Дальневосточного региона России лишено стратегической основы и направлено на выполнение лишь частных тактических задач и получение сиюминутных выгод».

Расчёт окончен

Аналогичная ситуация в Красноярском крае: действующая ежегодная расчётная лесосека в регионе равна 82,3 млн м3, а экономически доступная, по данным Института леса им. В. Н. Сукачёва СО РАН, составляет всего 26,8 млн м3, то есть 33% от действующей. Неудивительно, что многие лесопользователи уже испытывают трудности в подборе лесосечного фонда, несмотря на большие объёмы доступного сырья на бумаге.
По словам директора Института леса им.

Сукачёва СО РАН Александра Онучина, высокотоварные леса пионерного освоения остались в Нижнем Приангарье и в южной Эвенкии, но там их немного — 15%. А наиболее продуктивные леса находятся в южной тайге и лесостепной зоне, но они уже почти все вырублены (это Канско-Ачинская лесостепь), и прирост составляет около 2-3 кубометров в год.

«В соответствии со Стратегией развития лесного комплекса Красноярского края до 2030 года предусматривается заготовка древесины до 36 млн м3/год. Вопрос расчётной лесосеки является узловым в этом документе, поэтому требует самостоятельного рассмотрения.

В первую очередь рассмотрим динамику лесного фонда региона за последние 50 лет. За этот период было вырублено насаждений на площади 4,5 млн га с общим запасом 900 млн м3, пройдено пожарами 12,5 млн га, уничтожено вредителями и болезнями леса 3,7 млн га. Сотни тысяч га отчуждены из лесного фонда для создания инфраструктуры, не связанной с лесным хозяйством: зон затопления ГЭС, ЛЭП, дорог, гражданского и промышленного строительства и др.

Динамика лесного фонда свидетельствует об ухудшении качественного состава лесов. Причинами являются не глобальное потепление климата, а вполне предсказуемые антропогенные и природные факторы: рубки леса, пожары и очаги вредителей леса, естественные возобновительные процессы, отчуждение вследствие развития инфраструктуры и др. За истекший период покрытые лесом земли уменьшились на 2,2 млн га, по хвойным насаждениям — на 7,7 млн га, в том числе по спелым и перестойным — на 17,2 млн га.

Общий запас древесины хвойных уменьшился на 35%, в том числе спелых и перестойных — на 50%», — такие данные приводит доктор с.-х. наук, профессор Владимир Соколов, заведующий лабораторией таксации и лесопользования Института леса им. В. Н. Сукачёва СО РАН.

Учёные разработали прогноз динамики лесного фонда региона на следующие 50 лет, ориентируясь на объёмы рубок, заложенные в Стратегии развития ЛПК края. При этом в оценках не учитывалось влияние мероприятий по воспроизводству и уходу за лесом — просто потому, что никакого эффекта от них ожидать не стоит.

По мнению авторов прогноза, сохранение экстенсивной формы лесоуправления негативным образом скажется на состоянии и динамике лесного фонда: общая площадь уменьшится на 1,4%, покрытые лесом земли — на 3%, площадь спелых насаждений — на 9,1%. Причём наибольшее уменьшение будет наблюдаться в сосновых насаждениях (на 33,3%), зато существенно увеличится площадь лиственных пород (на 22,7%).

Переломный момент

Прогноз, мягко говоря, не оптимистичный. Однако точка невозврата ещё не пройдена, и изменить ситуацию к лучшему реально. Для этого необходимо как можно оперативнее внедрять принципы устойчивого управления лесами. И в первую очередь менять подходы к определению расчётных лесосек таким образом, чтобы они обеспечивали экономически эффективное использование имеющей спрос спелой древесины.

«Это означает, что при расчётах необходимо учитывать и определять эколого-экономическую доступность лесных ресурсов. Расчёт норм пользования древесиной на многие десятилетия вперёд совершенно необъективен, оторван от экономических реалий. Понятно, что он должен стремиться к обеспечению непрерывности и относительной равномерности лесопользования, но последнее зависит от конкретных природно-экономических условий в определённых времени и месте. В большинстве реальных экономических ситуаций в нашем крае такие условия не могут быть созданы.

Скорее всего, с этим связана непоследовательная динамика ежегодной расчётной лесосеки по Красноярскому краю: в 2004 году она составляла 57,8 млн м3 (без Эвенкии и Таймыра), а по материалам Стратегии развития ЛПК Красноярского края до 2020 года — уже 98,3 млн м3. Удивительная величина ежегодной расчётной лесосеки приведена в Концепции новой лесной политики развития лесного комплекса Красноярского края за 2019 год — 119,76 млн м3. В то же время в Лесном плане края до 2028 года она равна 82,3 млн м3. Напомним, что рассчитанная нами экономически доступная ежегодная расчётная лесосека составляет 26,8 млн м3.

Приведённая выше динамика лесного фонда края за последние 50 лет и её прогноз на последующие 50 лет позволяет задать вопрос: за счёт каких сказочных условий и усилий можно достигнуть размера отпуска леса в объёме так называемой действующей ежегодной расчётной лесосеки?» — задаёт закономерный вопрос Владимир Соколов.

Стратегические казусы

Учёный делает вывод: действующая методика исчисления и принятия расчётной лесосеки совершенно оторвана от жизни и даёт нереальные нормативы лесопользования.

«Необходимо понимать, что состоятельность Стратегии развития ЛПК Красноярского края как системы управленческих действий и решений определяется обеспеченностью необходимыми ресурсами, иначе этот документ превращается в набор добрых пожеланий. В представленном виде она не может быть реализована, поскольку в ней слабо и неточно отражены в первую очередь лесные ресурсы.

Никто в данный момент не располагает достоверной информацией об актуальных лесных ресурсах с учётом структуры лесного фонда и его динамики.

В первую очередь это относится к категории эксплуатационных лесов, которые интенсивно осваиваются с середины 1930-х годов прошлого века и восстанавливаются целевыми породами примерно на одну треть. Лесной фонд деградирует, и как переломить эту тенденцию, Стратегия не даёт ответа», — с сожалением констатирует эксперт.

Стратегические документы в лесной отрасли вообще вызывают много вопросов, и не только у учёных, но и у самих лесопромышленников, которые должны строить свою деятельность, опираясь на эти законотворческие «шедевры».

«Если говорить о Стратегии развития лесного комплекса РФ до 2030 года, то зафиксированные в ней показатели вызывают некоторое недоумение. Согласно этому документу, в 2021 году мы должны заготовить 202 млн кубометров круглого лесоматериала, но мы уже на 10% эту цифру превысили. Вместе с тем должен расти объём производства пиломатериала: мы видим, что даже в патовом сценарии, прописанном в Стратегии, к 2030 году объём лесозаготовки должен увеличиться на 40 млн кубометров древесины.

Составители документа предполагают, что это будет пиловочная древесина, потому что именно столько её потребуется для производства дополнительных 20 млн кубометров пиломатериала. Мы с вами понимаем, что это невозможно, потому что только 30-35% заготавливаемой древесины относится к пиловочному сырью. Нам необходимо кратно увеличивать заготовку, иначе такие показатели будут недостижимы», — прокомментировал руководитель Ассоциации «ЛЕСТЕХ» Александр Тамби на семинаре в рамках ежегодного собрания Уральского союза лесопромышленников.

Меньше, тоньше, кривее

«Мы знаем, что сырьевые запасы по России в основных регионах снижаются. Сырья на всех не хватит, в первую очередь потому что лесных дорог мы строим крайне мало, а лесосырьевая база, до которой можем добраться, обрабатывается уже достаточно давно. И, естественно, в первые годы оттуда уже взяли всё самое лучшее. Поэтому сегодня мы вовлекаем в промышленное производство балансовую древесину и древесину, не достигшую возраста спелости, меньшего диаметра, с худшими физико-механическими свойствами, не востребованную на мировых рынках», — озвучил ещё одну грань лесозаготовительной проблемы Александр Тамби.

Этот тезис спикер подтвердил цифрами: в Архангельской области средний диаметр заготавливаемого сырья составляет 14-15 см, в Вологодской немного больше — 16 см. В Иркутской области средний диаметр 22 см — лучше, чем в других регионах, но для Сибири это малопиловочного сырья, перерабатываемого на лесопильных предприятиях этого региона (данные опубликованы в бюллетене Ассоциации «ЛЕСТЕХ» №4/2021). Эксперты установили, что в регионе преобладают спелые насаждения, в которых можно заготавливать древесину диаметром от 18 до 36 см. Однако средний диаметр сырья, используемого в производстве пиломатериалов, значительно ниже.

«В 2015–2018 гг. средний диаметр круглых лесоматериалов варьировался в диапазоне 12,5–17 см, а доля сортиментов диаметром более 32 см не превышала 3,5%. Вместе с тем при возрасте дерева в 100 лет диаметр сосны, определяемый на высоте груди, как правило, превышает 30 см, что также свидетельствует о том, что перерабатываемые лесопильными предприятиями в Вологодской области сортименты получены из древесины, не достигшей возраста спелости», — сказано в публикации.

Чем дальше, тем дороже

По своим физико-механическим характеристикам такая древесина существенно отличается от спелой, и не в лучшую сторону. Но лесозаготовители продолжают вовлекать в промышленное использование приспевающие леса после вырубки спелых, поскольку стараются по максимуму освоить участки, находящиеся в экономической доступности.

По словам директора Института леса им. Сукачёва СО РАН, так было и раньше: лесные посёлки существовали недолго — до тех пор, пока была сырьевая база. А когда её вырубали, переходили на новые территории. Сегодня уходить приходится всё дальше и дальше, а значит, строить новые дороги, что недёшево, или тратиться на мощную технику и ГСМ, что тоже весьма затратно. Например, при расстоянии вывозки 250 км доля затрат на транспортные операции в себестоимости круглых лесоматериалов составляет 47%. Экономически целесообразным, исходя из технических расчётов и формул, принято считать расстояние в 30−50 км.

«Сегодня мы дошли до того, что плечо вывозки составляет уже сотни километров. И самое главное, что леса, которые остались нетронутыми, как правило, низкопродуктивны. Конечно, запас они имеют неплохой, но если в лесостепи запас 300 кбм на гектар может сформироваться за 70 лет, то в южной и средней тайге края — за 200-250 лет. Разница очевидна. И если мы вырубили продуктивные леса, но создали условия для их восстановления, то через 100 лет можем приходить и опять рубить.

Работы, которые финансируют лесозаготовители, конечно, необходимы, но они не совсем касаются интенсификации лесного хозяйства. Интенсификация, как я её понимаю, в первую очередь связана с повышением продуктивности лесов, что обеспечивается созданием плантаций в лучших лесорастительных условиях.

У нас в среднем естественный прирост по России и по Сибири — 1,5 кубометра в год, а на плантации — 10 кубометров. Есть же разница? Поэтому мы можем выделить леса для интенсивной формы ведения хозяйства, их будет 5-10% от общей площади лесов, и на них мы можем получать более половины требуемой лесной продукции высокого качества», — предлагает решение Александр Онучин.

Сами вырастили — сами срубили

В новых реалиях такое решение вполне осуществимо: ещё осенью прошлого года вступило в силу постановление Правительства РФ о легализации древесной растительности на заросших землях сельскохозяйственного назначения. Ранее облесение этих территорий расценивалось по закону как нецелевое использование, которое каралось штрафами. Владелец мог лишиться законно приобретённого участка, на котором выросли неподотчётные деревья, а потому такой лес в основном выжигали, провоцируя масштабные пожары.

Теперь заброшенные сельхоз-земли вполне могут стать площадками для выращивания лесных плантаций и в перспективе снизить лесозаготовительную нагрузку на участки дикого леса.

Проект выглядит перспективным с учётом того, что зарастающие лесом поля обычно расположены недалеко от населённых пунктов, где часто уже имеются центры переработки древесины, и вокруг уже имеется дорожная инфраструктура. В сочетании с благоприятными климатическими и почвенными условиями такие леса могут быть очень привлекательными для инвестиций.

Но и здесь есть нюансы: долговременные вложения актуальны только при условии, что выращенный лес останется в пользовании инвестора на протяжении 80–120 лет — столько времени понадобится, чтобы не только вырастить древесину, но и срубить её, то есть получить экономически выгодный результат. Однако срок лесной аренды на эти участки такой же, как и на все прочие лесные угодья, — до 49 лет максимум. И совсем не факт, что инвестор сможет продлить аренду на новый период, даже если выполнял все требуемые операции по уходу за молодыми деревьями.

Здесь логично в очередной раз вернуться к вопросу о частной собственности на леса, но это уже совсем другая история.

Текст: Мария Кармакова