Лесная пирология: от теории к практике

В мире остаётся всё меньше участков леса, куда не ступала нога человека. Заготовка пробирается дальше и дальше в глубь тайги, отвоёвывая у природы очередной зелёный форпост. О том, как меняется лесная экосистема под воздействием антропогенных факторов и как защитить природу от варварского истребления, поговорили с доктором биологических наук, профессором, с 2007 года руководящим институтом леса им. В. Н. Сукачёва Александром Онучиным.

— Роман Владимирович, почему центр пирологии открыли именно в Красноярске, и какие задачи стоят перед учреждением?

— Красноярск выбрали по нескольким причинам. Это наличие профильных вузов, сильная производственная база: лесопожарный центр, центр защиты леса, а главное, здесь расположен академический институт леса им. Сукачёва с серьёзными наработками в области теоретической лесной пирологии.

— Зачем же тогда ещё одна структура?

— Большинство научных исследований носят фундаментальный характер: например, сколько килоджоулей выделяется при сгорании одного гектара леса и так далее. Это важно и нужно, но когда речь идет о практическом применении, стоят принципиально другие задачи. Для их решения создано несколько прикладных центров — они своего рода «мостики» между фундаментальной наукой и реальной жизнью.

Будучи филиалом института ВНИИЛМ, Центр лесной пирологии, хоть и находится в Красноярске, а работает над проектами федерального значения. Это научное обоснование нормативных правовых актов, разработка новых методик сопровождение внедрения новых технических средств.

Например, когда в ходе нацпроекта «Экология» понадобилось просчитать, сколько и какой техники нужно для оснащения лесопожарных станций, потребовались конкретные цифры. Косвенно это тоже пирологические вопросы, но ответить на них напрямую, основываясь только на фундаментальных исследованиях, наука не может. Эту работу поручили нам. В результате, Правительство издало распоряжение нормативах обеспечения техникой, оборудованием и снаряжением, вплоть до палаток, для каждого субъекта Российской Федерации.

Это, конечно, серьёзный шаг. Мы попытались интегрировать принципиально новые решения: беспилотники и другие технические средства (например, навигационные комплексы для летчиков-наблюдателей, тепловизоры). Кто-то думает, что это фантазии: какие сейчас тепловизоры? Но это задел на будущее и потихоньку его начинают воплощать в жизнь.

По разработанным Центром нормативам, планируется за два года увеличить укомплектованность лесопожарных станций до 85%. Техника уже поступает в регионы.

Сейчас мы занимаемся определением критериев зон контроля лесных пожаров. Конечно, принимать во внимание только удалённость территории — слишком примитивный подход. Наши специалисты изучают множество факторов, в том числе исследования учёных, связанные с методиками прогнозирования предотвращенного вреда и возможных затрат лесных пожаров.

— Роман Владимирович, скажите как специалист. Как такое могло случиться, что в зоне контроля оказались миллионы гектаров леса?

— Часть территории, которая попала в зону контроля, раньше находилась под охраной базировавшихся там в советские годы авиаотделений, которые в сложный постперестроечные годы постепенно закрыли. Так что ресурсов, которые можно оперативно перебросить к удаленным лесным пожарам, практически нет, и тушение становится баснословно дорогим.

При этом статус зоны контроля сам по себе не означает, что пожар не надо тушить. Он даёт лесопожарным подразделениям определённую гибкость, позволяя маневрировать ресурсами для тушения более опасных пожаров.

— Как вы считаете, почему масштаб лесных пожаров в Красноярском крае в 2019-ом году оказался столь катастрофическим?

— Лесные пожары существенно отличаются от городских и, как правило, распространяются медленно, могут действовать неделями, месяцами. До тех пор, пока вся территория не будет потушена, она считается площадью пожара (есть такой юридический термин), но это не значит, что на всей площади полыхает огонь.

Например, когда говорили, что в Красноярском крае горит 1 миллион, 3 миллиона гектаров леса, — озвученные цифры означали площадь пожаров, считающихся действующими. Одномоментно 3 миллиона не горело никогда — чаще всего в день было 70-80 тысяч гектаров. К тому же речь шла не об одном пожаре, а о обо всех в Красноярском крае (включая Эвенкию). Пожарная активность шла пиками.

Подход по оптимизации расходов, в принципе, оправдан. Он берёт своё начало из США. Там даже есть такой термин «пожароуправление», который тоже подразумевает отказ от тушения некоторых пожаров для перераспределения сил в пользу более опасных. Там тоже пытаются эффективно распределять ресурсы.

— Пусть и с преувеличением, но благодаря шумихе в СМИ и соц-сетях к проблеме удалось привлечь внимание власти.

— Обидно слышать, когда лесные пожарные работают, рискуют жизнями, получают травмы, а какой-нибудь блогер смотрит в окно, видит дым и говорит: «Никто не тушит».

Такой ажиотаж опасен. Он приводит к неправильным управленческим решениям. Вместо крупномасштабного привлечения военной авиации, которая конечно произвела большое впечатление на обывателей, можно было, например, направить средства на переброску и привлечение дополнительных лесопожарных формирований, что, на мой взгляд, оказалось бы более эффективным.

— А если бы авиацию Минобороны и МЧС привлекли раньше, это бы помогло?

— Обычно крупные пожары тушат двумя способами: либо встречный отжиг, либо дожди.

Авиация — вспомогательный инструмент. Её, как правило, привлекают для мониторинга, доставки лесных пожарных и решения локальных задач, когда, например, есть серьёзная угроза населённому пункту. Да, если использовать сразу несколько танкеров и вертолётов, удастся добиться какого-то эффекта, но даже в этом случае без наземных сил это невозможно.

Конечно, авиация сыграла определённую роль и помогла достичь определённых успехов, но к тому времени пошли дожди, и пожарная активность стала спадать. Думаю, ожидать, что прилетели бы танкеры, и сразу всё потушили, — в корне неправильно.

Подобных ситуаций со столь масштабным привлечением авиации, как в Красноярском крае, по-моему, вообще никогда за всю историю не было. Это уникальный опыт, который ещё предстоит проанализировать. Соответствующие структуры проверяют и оценивают, насколько адекватно была организована работа по тушению.

— А как вы относитесь к применяемой лесопожарными центрами практике контролируемых отжигов в лесу? Гринпис России составил карту и пришёл к выводу, якобы многие пожары возникают именно там, где проводятся так называемые «отжиги».

— Мы проводим исследования по эффективности таких выжиганий, чтобы оценить насколько это целесообразно. Объём профилактических выжиганий по России — больше миллиона гектаров. Это не значит, что благодаря действию лесников на столько каждый год увеличивается площадь гарей. Нет.

Отжиги проводят весной, горит, в основном, прошлогодняя трава, и уже через месяц растительность восстанавливается. В некоторых случаях управляемый огонь помогает избежать более серьезных последствий, пока ещё не накопился запас лесных горючих материалов. Огонь — один из инструментов, так же как скальпель хирурга. Им можно спасти, а можно и убить человека. Всё зависит от того — в чьих руках.

Тут есть ещё один нюанс. Когда на обзорной карте России показывают располагающиеся рядом точки, кажется, что они там же, где и пожары, но при более детальном рассмотрении все-таки совпадений мало. Но проблема с профилактическими выжиганиями есть, и Рослесхоз, зная о ней, ещё в 2018 году запланировал провести исследования по применению управляемого огня.

Центр пирологии подготовил новый нормативно-правовой акт, утвержденный Минприроды России в сентябре 2019 года, где расписаны правила проведения выжиганий, предусматривается, в том числе ряд ограничений по проведению, а также ужесточение контроля. Хотелось бы, чтобы плановые объёмы по выжиганиям существенно уменьшились, и людям не приходилось гнаться за выполнением плана. Но корректирование самого норматива запланировано на 2020 год.

— Скажите, а есть ли у этого документа принципиальные отличия от предыдущего варианта?

— А никакого предыдущего нормативного акта и не было. То есть никаких юридических требований и ограничений ранее не существовало. Только методички 1980-х годов, носящие исключительно рекомендательный характер. Повторюсь, главное здесь — наладить контроль, составить план выжиганий и согласовывать его с диспетчерской службой лесного хозяйства.

— Роман Владимирович, можно ли подсчитать, какой урон наносят пожары лесной экосистеме?

— В прошлом году Центр лесной пирологии по заданию Минприроды России занимался разработкой проекта методики оценки вреда, причинённого лесными пожарами. Мы включили в неё то не только вред лесным насаждениям, но и ущерб животному и растительному ресурсу, то есть экологическую составляющую.

Этот документ направлен в Минприроды России. Дальнейшая его судьба мне пока неизвестна. Скорее всего, его время пока не пришло. Просто так Министерство утвердить разработанную нами методику не может. Для этого нужно сначала изменить Лесной кодекс, согласно которому сейчас расчёт вреда лесу проводится только в результате нарушения лесного законодательства, например, поджога.

Принятие нового Лесного кодекса как раз обсуждается. Идёт подготовительная работа, но пока много спорных моментов.

— Удастся ли когда-нибудь возместить ущерб, нанесённой природе?

— Многие почему-то думают, что после пожаров в Сибири останется выжженная пустыня. На самом деле это не так. Интенсивность горения на различных участках была разной. Где-то лес полностью восстановится самостоятельно, без помощи человека, где-то нужны посадки саженцев или содействие естественному возобновлению.

Понятно, что гнать технику в Эвенкию и садить там деревья, например, — бессмысленно. Толку не будет. Если говорить о полноценном восстановлении леса, то кроме посадки нужно регулярно проводить мероприятия по уходу.

— Как вы считаете, с чего нужно начать восстановление сибирских лесов?

— Оно уже начато. Мероприятия по лесовостановлению во всех субъектах Российской Федерации идут ежегодно, независимо от наличия или отсутствия лесных пожаров. Есть план, выделяются определенные средства, привлекаются в том числе арендаторы лесных участков. Но подробнее все-таки расскажут специалисты в той области. Моя специализация — лесная пирология.

---

Беседовала Елена Скуратова