Segezha Group: «Мы не играем, мы работаем на результат»

Гибкость и инновационный подход в управлении основными активами вывели Segezha Group в число лидеров лесоперерабатывающей индустрии. Сейчас отраслевой гигант переживает очередной важный этап в своём развитии, о котором рассказывает президент Segezha Group Камиль Закиров.

— Ваши представители недавно вернулись из Китая, где были участниками 7-й международной выставки-конференции по торговле лесной продукцией в г. Чэнду. Расскажите, что обсуждало сообщество, и почему ваши интересы направлены на Поднебесную?

— Эта ежегодная выставка считается масштабной и представительной в отраслевом сообществе. И естественно, в фокусе обсуждения был Китай. Это далеко не первое мероприятие, в котором участвует группа «Сегежа». Мы были экспонентами и шанхайской выставки, где презентовали свои возможности китайским партнёрам. Для нас эта страна открывается всё шире и шире, и этому есть несколько причин.

После кризиса 2008 года, когда затормозилось строительство в Северной Америке, канадским производителям пришлось перенаправить поставки в Китай. Но в последние годы США стали восстанавливать строительный сектор, а канадцы возвращаться на традиционные рынки, параллельно открывая стремительно растущий в потреблении Китай. Как и для многих, для нашей компании этот рынок представляет огромный прикладной интерес, впрочем, как и весь Дальневосточный и Тихоокеанский регионы.

Поэтому в одночасье мы не только в десятки раз нарастили импорт в Поднебесную практически по всем традиционным продуктам — пиломатериалам, фанере, бумаге, но и стали учиться работать непосредственно в китайском бизнес-пространстве. Хотим поставлять продукцию не издалека, а стать полноправным местным игроком.

Для достижения этой цели нам необходимо понимать, чем живёт этот рынок, какие тренды и мотиваторы в нём скрыты.

Китай традиционно относят к крупным потребителям продукции лесной промышленности. И к этому есть несколько предпосылок. До определённого момента китайские производители агрессивно использовали свои ресурсы, что, в конечном счёте, привело к наложению вето со стороны властей на выработку естественных лесов.

После чего местные производители сосредоточились на искусственном выращивании чёрного тополя. Однако этот вид древесины не способен был решить насущные проблемы лесопромышленников из-за использования сырья в узком сегменте
производства. И на фоне запрета местной лесозаготовки нашим китайским партнёрам ничего не оставалось, кроме как закрывать потребности за счёт закупок древесины за пределами страны.

Потребление древесины китайскими производствами постоянно растёт. Наряду с этим Китай сделал ставку на внутреннее потребление. И этот шаг был вполне ожидаемым. Раньше главным драйвером и двигателем китайской экономики был экспорт, когда все производства работали на продажу товаров в другие страны, по сути, являясь всемирным цехом выпуска всего, что нужно.

Сегодняшний же ориентир на внутреннее потребление был обусловлен существенным ростом в стране среднего класса. Как раз этот фактор заставляет их массово использовать собственные товары. Если раньше импорт Китая в большей степени был сосредоточен на металлах и энергетике, нефти и газе, то сейчас с фокусом на внутреннее потребление растут и запросы на древесину.

Поэтому нам крайне важно присутствие на этом рынке в качестве местного игрока. И первые шаги в этом направление давно сделаны, группа компаний «Сегежа» является полноправным членом Российско-Китайского делового Совета.

— Какие проекты там рассматривали, можно ли их применить в России, что-то было для вас полезное?

— Как правило, решения принимаются не на конференциях, где люди обмениваются мнениями и контактами, там могут лишь объявить о каких-то партнёрских договорённостях или проектах. При этом важно упомянуть, что благодаря таким мероприятиям количество деловых контактов растёт, и это не только торговые операции, но и совместные российско-китайские бизнес-проекты.

Год назад «Сегежа» сделала серьёзный стратегический шаг: впервые перешла Урал, зашла в азиатскую часть страны и начала работать в Красноярском крае. Сегодня компания владеет самым крупным в стране лесопильным производством в лице Лесосибирского ЛДК —1. Именно его мы рассматриваем как базис для дальнейшего своего присутствия и развития в регионе.

По большому счёту, и это не секрет, уже ведём речь о возможном создании в Лесосибирске целлюлозно-бумажного комбината. И если данный мегапроект будет запущен, то потребуются большие деньги, а это значит, большие риски и долгие сроки окупаемости. И тут, естественно, не обойтись без поддержки государства и деловых партнёров. С представителями вертикали власти уже налажен диалог, да и строительство ЦБК однозначно начнём не в одиночку. Ведём переговоры с рядом компаний.

Между прочим, с китайской инженерно-строительной компанией CAMCE у нас уже подписано соглашение. Нам интересен их практический опыт и возможности привлечения финансовых и инженерных ресурсов. Как-никак, если компании объединяются в совместные проекты, то это разделение рисков, и затем и прибыли. Во всяком случае, китайский бизнес очень динамично движется по пути международной консолидации, входя в различные инфраструктурные проекты. Нам интересны партнёры, а Китай в этом амплуа более чем привлекателен.

— Вы упомянули о строительстве ЦБК в нашем крае. Когда же это произойдёт, и что для этого необходимо?

— В отношении реализации проекта в Красноярском крае всё достаточно прозаично. Последние 25 лет в лесопромышленном сообществе ведётся т.н. «национальная игра» под названием «построить ЦБК ». В неё играет множество крупных игроков, и кто-то с периодичностью раз в год встаёт и громко говорит, что он построит целлюлознобумажное предприятие — вот здесь. А ещё через полгода второй говорит, что построит ЦБК — вот тут.

И если подсчитать количество таких проектов, то их счёт будет вестись на десятки. Только до сих пор его никто не построил. А почему? По тем же самым причинам: серьёзные инвестиции, долгий срок окупаемости, риски, связанные в первую очередь с доступом к сырью, а также много других проблем, к которым нужно быть готовым, чтобы реализовать проект. Это своего рода уравнение со многими неизвестными, которое нужно решать.

Поэтому неудивительно, что пока эта «игра» не пришла к своему логическому завершению. Но она существует и, например, владелец лесопромышленной группы «Свеза» г-н Мордашов со дня на день должен сообщить о своём решении по строительству ЦБК в Вологодской области после месячного тайм-аута. Вполне возможно, что это только слухи, но, как и многие из нас, он участвует в этой «игре» продолжительное время.

Почему мы не хотим, как другие, во всеуслышание громко заявлять о таких проектах? Всё просто — нет желания быть пустым игроком. И политической подоплёки в этом нет. Это чистый бизнес.

Вместе с тем, в большей степени, хотим себе доказать, получается или не получается поднять такой проект. Ещё раз повторюсь, что для претворения этого замысла необходимо, во-первых, собрать необходимое количество инвестиций. А одна компания, как известно, в поле не воин, так как не потянет, нужны партнёры.

Во-вторых, надо обезопасить себя и обеспечить поддержкой со стороны государства. То есть попытаться договориться с властями о каких-то льготах, мерах поддержки и правилах игры.

И, в-третьих, решить сложный вопрос с ресурсами. А сейчас в стране мы уже имеем проблемы с лесом. К примеру, в европейской части в этом году лета не было: сначала была затяжная весна, которая плавно перешла в осень, и всё время лили дожди. Из-за чего лесники толком на свои участки зайти не смогли, а результат — ощутимая нехватка леса.

На северо-востоке ситуация сложилась ровно наоборот: сухо, но остановилась часть рек. Лесосибирск находится на стыке Енисея и Ангары, и в этом его стратегическое преимущество. Однако сейчас Ангара перекрыта, в частности, её обмеление в некоторых местах практически до колена делает невозможным лесосплав.

Хуже всего, что прогнозы синоптиков неутешительные: подобные природные катаклизмы будут здесь на протяжении ближайших трёх лет. И это означает не что иное, а сразу потерю половины транспортного пути. Раз в Сибири нет достаточного количества дорог, то мы можем полагаться лишь на речные артерии. А раз, в лучшем случае, мы можем рассчитывать лишь на месяц-полтора навигации, то придётся заново пересматривать логистику и карту региона.

Подобные изменения, конечно, не помогают делать больших шагов и принимать серьёзных решений. В связи с этим я не готов сегодня ответить со всей уверенностью на вопросы: будем или не будем, и когда. Но то, что активно занимаемся этим проектом, это да. У нас создана проектная группа, которая как раз и разбирается со всеми техническими вопросами, а параллельно ведёт переговоры с государственными структурами.

Если срастутся главные составляющие этого уравнения, тогда с большой долей вероятности войдём в этот проект. Так что мы не играем ради самой игры, а ради того, чтобы получить результат — построить ЦБК . Но естественно, никакой инвестор не станет вкладывать средства при серьёзных рисках. Значит, наша задача как бизнеса постараться эти риски минимизировать, а акционерам и инвесторам принести рабочий проект, который даст результат и возврат инвестиций.

— О каких именно договорённостях и преференциях идёт речь при реализации таких серьёзных проектов, как в Лесосибирске?

— Суть в том, что в таких случаях государство пытается создать благоприятный для инвесторов климат, чтобы потенциальный партнёр поверил в территорию, во власть, и ему было комфортно вести бизнес. Диалог, разработка и составление общих программ — это минимум консолидации интересов государственного и частного партнёрства при реализации проекта.

Если говорить о традиционных экономически значимых вещах, то это, допустим, налоговые каникулы на время инвестирования. Как-никак строительство ЦБК занимает несколько лет и требует постоянных финансовых вложений. И в этот период нет никакой материальной отдачи и свободного потока наличности. Для того, чтобы облегчить эту задачу, государство и идёт на уступки в виде поблажек в налогообложении и сборах.

Наряду с этим немаловажным фактором при строительстве ЦБК является наличие инфраструктуры. В этом как раз и просматривается консолидация интересов с обеих сторон — инвестора и государства. Для реализации проекта такого масштаба необходимо, чтобы вблизи объекта жили люди, которые имели бы требуемое образование, чтобы было необходимое количество энергоресурсов, водоснабжение и другие вещи, которые обычно предоставляет государство.

Поэтому, когда со стороны властей есть поддержка и проект становится реальностью, это развитие положительно влияет и на экономику региона, и на его трудовой потенциал. Государству сложно развивать инфраструктуру на пустом месте, если нет инвесторов.

Получается, если инвесторы не придут в развиваемый район, то деньги будут просто выброшены на ветер. У государства такие же риски с бизнесом, как и у инвестора с властями. Это обоюдная перестраховка, где в процессе переговоров возникают некие договорённости, обязательства и стратегия. Допустим, появился бизнесмен, помахал деньгами и пообещал вложить денежные средства. Государство построило дороги, различные значимые культурно-социальные объекты, а бизнесмен исчез. А ведь налогоплательщики потом с властей региона спросят: куда пошли наши деньги?

— Одним из первостепенных вопросов для многих предприятий считается лесосырьевая база. Достаточно ли вам ресурсов, и с какими объёмами вы готовы работать?

— Несмотря на то, что у нас самая большая территория в мире, строить негде. Точно такая же ситуация и в лесном бассейне. Леса в нашей стране больше, чем у кого бы то ни было, причём качественной северной древесины, с замечательными структурными, механическими и эксплуатационными свойствами, а леса не хватает.

В первую очередь из-за нашей необъятной географии, а точнее, из-за инфраструктуры. Леса много, но до него либо дойти невозможно, либо, зайдя, нет возможности вывезти. Вот такая незадача с транспортной доступностью. Если посмотреть на Восточную Сибири, именно на карту освоения леса, то сразу видно, что осваивается лес только вдоль водных трасс, так как здесь абсолютно нет дорог.

Кроме этого существует ещё несколько проблем. По закону все лесные ресурсы принадлежат государству, и у лесопромышленников есть право пользоваться этими лесами по лицензионным соглашениям. То есть мы получаем в аренду лес и его обрабатываем. Здесь возникает интересный казус: для того, чтобы вырабатывать лес, нужны дороги.

Государству невыгодно строить магистрали в лесах, потому что это не входит в их прямые обязанности. Но и лесопромышленникам строить долгосрочные дороги, имея краткосрочную аренду, достаточно обременительно.

Более того, арендная плата дифференцирована в зависимости от транспортной удалённости. Чем она сложнее, тем дешевле лес. Чем она ближе, тем дороже лес. Но когда компания строит дорогу, транспортная доступность меняет стоимостный вектор, и, согласно законодательству, расценки сразу же возрастают кратно. Выходит, что закон противоречит развитию транспортной инфраструктуры, и эту проблему надо решать.

Собственно, все участники деловой дискуссии понимают, что необходимо что-то менять, но и это не единственная болевая точка лесной промышленности. Сюда же можно отнести и тему лесовосстановления. К примеру, мы восстанавливаем лес сегодня по двум причинам.

Во-первых, того требует законодательство: сколько вырубил — столько и посади. А, во-вторых, это правильная социально-правовая позиция. Но при этом мы арендуем лес лишь на несколько десятков лет. И опять же по закону должны заниматься вырубкой леса один раз в сто лет. К тому же «спелым» считается именно столетний лес.

Соответственно, в контексте существующей законодательной базы у лесопользователя отсутствует мотивация выращивать лес для себя. Однако по умолчанию мы всё же выращиваем его для кого-то, и в данном случае мотивация несколько искажена. Если бы могли выращивать лес для себя, то это стало бы веским мотиватором для качественного лесовосстановления. И делалось бы не для галочки, профанации или «потёмкинских деревень», а по-настоящему. А так получается, что арендный срок составляет лишь 50 лет, а лес растёт 100 лет.

К примеру, когда Скандинавия выращивает лес, то это она делает для себя, потому что там и циклы другие, и существует право собственности на лес. Вот здесь я рублю, а то, что сажаю, дети мои будут рубить. У нас же именно этой составляющей не хватает.

Конечно, вертикаль власти обсуждает эту тему, но вопросы, связанные с лесом, настолько щепетильны и тонки, что ожидать резких поворотов в ближайшей перспективе не приходится. Но в индустрии уже ведётся поиск решения, с трёх сторон: со стороны бизнеса, государства и общества.

Если говорить о нашей лесосырьевой базе, то сейчас наши расчётные лесосеки составляют 6,8 млн га. Очень надеемся, что этот фонд будет увеличиваться пропорционально производственным мощностям. Поскольку у компании уже есть рабочая программа приоритетных инвестиционных проектов, которые предполагают дополнительное получение лесных ресурсов. Ведь если ты занимаешься лесной промышленностью, то доступ к лесным ресурсам становится стратегически важным и необходимым сырьём.

— Сегодня интенсивное лесопользование нашло себя в ряде проектов на пилотных территориях. Как вы оцениваете такое изменение курса в лесной сфере? Принимает ли участие ваша группа компаний в таких проектах? Расскажите о них.

— Давайте посмотрим на этот вопрос в более широком смысле. Россияне — нация, которая выросла в лесной стране и испокон веков жила в деревянных домах. Наше же поколение уже воспитано на несколько смещённых приоритетах: как нравственных, так и психологических. Как у персонажей из сказки «Три поросёнка», в нас проросло понимание, что каменный толстостенный дом — это то, что тебе нужно. И сегодня любой среднестатистический житель страны верит в это.

Деревянное же жильё считают плохим по двум причинам: из-за того, что это либо полуразвалившаяся избушка, которых полно в деревнях и их рубят топором и больше ничем, либо ещё того хуже. Именно так воспринимает население деревянное домостроение, считая, что дерево — горючий и к тому же небезопасный продукт. Но при этом совсем забывают, что древесина ближе нам по духу, чем холодный камень.

Это убеждение достаточно глубоко сидит в сознании многих и является неким психологическим тормозом. Наряду с этим существует и законодательный тормоз: СНИПы, техническая документация, составленная ещё в 1960-х годах. В них указано, что из древесины строить объекты выше трёх этажей нельзя. Но ведь эти нормативы — вчерашний день, так как базировались они на имеющихся в советское время технологиях строительства.

Сейчас же деревянное домостроение шагнуло далеко вперёд. Теперь современные дома можно выполнять в тесном тандеме дерева и стекла. Например, пресловутые кросс-ламинированные СLT-панели. При помощи этой технологии можно клеить любые формы и создавать конструкции, из которых потом собираются красивые и модные, а главное, пожаробезопасные дома. При этом они экологически, биологически и энергетически пригодны для круглогодичного проживания и более легки с точки зрения нагрузок на грунт.

Кроме прочего они сейсмоустойчивы в отличие от каменных жилых строений, и показали себя с лучшей стороны в многоэтажном строительстве. Однако, чтобы россияне смогли это принять, в обществе необходимо ломать существующее предвзятое психологическое убеждение. Но и тут мы параллельно упрёмся в другую проблему — себестоимость.

Бесспорно, изначально такое строительство будет дороже, чем при использовании традиционных панелей. Но любой новый продукт поначалу дорогой, а в процессе разработки и выпуска производитель ищет способы удешевления своей продукции для финального потребителя.

Так что в отношении этих панелей будет идентичный эффект, поэтому мы и хотим развивать деревянное домостроение.

— Насколько реально сделать домостроение из предлагаемых вами материалов доступным для населения, ведь сегодня ни один банк не выдаёт кредит на строительство деревянных домов?

— Конечно СLT-панели — это больше экзотика, имеющая более узкое применение. Несмотря на это, этот материал найдёт своего покупателя, станет дешевле и привлекательнее. Давайте посмотрим на Америку, страну с многочисленным населением, которая живёт десятилетиями в деревянных каркасных домах. Причём в очень недорогих, которые и собираются легко и весьма технологичны.

И это с учётом того, что такая страна с мощнейшей экономикой вполне может себе позволить строительство дорогого жилья. У них есть деньги, да и с вопросами жилищного кредитования обстоит всё очень здорово. У нас же, к сожалению, нет доверия к деревянным домам. А на самом деле, дом из дерева более тёплый, чем из камня.

К примеру, стены в 30 см имеют устойчивость к температурным перепадам значительно выше, чем у каменной кладки в 50 см. Конечно, каркасное жильё сейчас более доступно для граждан, но и его надо уметь строить. Россияне, с точки зрения качества, зачастую халтурят, и это не даёт правильно развиваться данному сегменту. Так что это рынок нового продукта, на который пока нет спроса.

Почему? Потому что потенциальный клиент не располагает всей информации о самом продукте и его возможностях. И тому человеку, кто развивает этот рынок, приходится его создавать и доказывать и государству, и регуляторам, и банкирам, и клиентам свою состоятельность. Поэтому этот путь не из лёгких. Возведение предприятия без целевого образования своего клиента — опрометчивый шаг, и такой проект никогда не «выстрелит».

Мы часто не знаем своих возможностей и заблуждаемся во многом без определённой информации. Здесь понимаем, что если входим в этот сегмент, то нужно, допустим, активно общаться с законотворцами, объясняя и показывая свой продукт, тестируя его и получая весь перечень сертификатов и прочих разрешительных документов для спокойствия госструктур.

Чтобы они пришли к единому мнению, что продукт жизнеспособен, безопасен, и его можно внедрять в массы. А значит, надо поменять стандарты. Параллельно нужно будет убедить государство, что данный продукт способен работать с программами домостроения, замены ветхого жилья, освоения северных районов и решение жилищного вопроса для молодых семей и т. д. При этом диалог будем вести и с банкирами, и людьми, оценивающими риски.

Безусловно, домостроение — очень хорошая тема, но лёгкой она точно не будет. На самом деле уже в России существует энное количество неплохих заводов домостроения, большая часть из которых живёт в нелёгкой экономической ситуации. Потому как они могут производить продукт, но при этом не имеют возможности создать свою нишу. Но пока рынка домостроения как такового у нас в стране нет.

Кроме этого, существует ошибка, которую граждане часто совершают. При покупке чего-то зачастую сразу смотрят на цену, а не на стоимость владения, а точнее на среду обитания. К счастью, уже человечество перестает потреблять продукт. Большинство выросло на философии, что, создавая лучший продукт, уже решаешь проблему. То есть ты такой молодец, раз выпускаешь лучшие бумагу, пиловочник, фанеру.

А разве рядовой гражданин думает постоянно о фанере? Нет. Ему этот продукт нужен сиюминутно. И человечество сейчас уходит от продукта и приходит к решению проблем. Поэтому бизнес должен создавать уже не продукт, а решение.

Создание качественного места обитания — дома, это как раз решение проблемы. И здесь надо и самим учиться, и клиент должен начать понимать, за что платит деньги и где настоящая стоимость, за которую он отдаёт деньги. Надо учиться соизмерять, а не только смотреть на цену.

Ранее и мы строили бизнес от леса, то есть от энного количества ёлок, берёз и сосен. Знали, сколько объёмов есть, и думали, как это заготовить, перевезти и обработать. А затем побыстрее всучить продукт клиенту за хорошие деньги.

Но сейчас мы разворачиваем наш бизнес, отталкиваясь от иной философии. Стараемся видеть нашего сегодняшнего и завтрашнего клиента и его теперешние и будущие проблемы. Предлагать решения этих проблем. И уже от этих решений движемся к пониманию, какой нам нужен продукт и как его создавать. Происходит некая ломка бизнеса, при которой важно принимать реалии, что без такой трансформации рынок запросто нас выдавит из деловой обоймы.

— А какие новые программы вы уже реализовали?

— Лесопромышленники, как правило, составляют нишу сектора В2В. Мы же со своей стороны, продолжая находиться в этом сегменте, хотим всё же быть ментально в В2С. И это стремление обусловлено тем, что просто делать доску, не понимая, кто клиент, глупо. Когда же понимаешь, кем этот материал будет использоваться, и в каких целях, то это влияет на сам процесс производства.

Разработка «умной упаковки» — один из примеров того, что мы уже делаем сегодня в данном направлении. До сегодняшнего дня традиционно выпускали мешки и пакеты, которые можно было только удешевлять. В советское время это были шестислойные мешки из толстенной бумаги. Сейчас мы выпускаем мешки различных вариаций: двух-, трёх — и даже однослойные. То есть, не теряя потребительских свойств, получаем продукт из качественной бумаги.

И, вроде бы, больше ничего не придумаешь. Однако уже сегодня мы поднялись на новую ступень производства: создаем тот же самый мешок, но в него вшиваем микрочип, который защищает интересы производителя, когда он борется, во-первых, с контрафактом, а во-вторых, когда организует свою собственную логистику. И это есть не что иное, как Интернет вещей.

Такая концепция очень помогает в работе предприятия, так как информация сразу же становится доступной для ряда подразделений. Для этого используется аппарат, который автоматически ведёт учёт, сколько мешков внесли и сколько вынесли со склада. К примеру, уменьшаются запасы товара, и сигнал об этом поступает руководству, после чего соответствующая служба получает команду загрузить фуры и отправить продукцию на склад.

Или же клиент приходит на рынок, где, поднеся любое мобильное устройство, получает информацию по товару: кто производитель и откуда поставляется продукт. Таким образом, клиент застрахован от приобретения контрафакта, так как на слово верить можно не всем продавцам. На западе эта тема развивается достаточно успешно. Вот и мы создаём совершенно новый продукт — «умную упаковку», которую в России пока не делает никто.

В Германии такая упаковка уже выпускается для некоторых заказчиков, но уже есть цель сделать это массовым продуктом. Однако у клиента, который покупает этот мешок, опять-таки срабатывает психология, что это удорожание продукта на энную сумму. Обычно сразу говорят: о, это дорого, лучше я буду продолжать покупать по старинке.

И в этот момент нужно клиенту разложить по полочкам всю экономику. Предложить подсчитать количество кладовщиков, соизмерить время, потраченное на получение данных по движению продукта, остаткам на складах и т. д, и привести аргументы в пользу нового продукта в сравнении с имеющейся ситуацией. Тогда больше шансов на то, что клиент согласится покупать именно такой мешок.

Конечно, он будет дороже, но его использование обернётся экономией для предприятия на других процессах. Таким образом, это не просто мешок и чип, а создание системы датчиков и создание программного обеспечения для комплексного решения проблем клиента. В данном случае контроля передвижения товара.

— Коснуться ли производственные новации Красноярского региона, и как скоро?

— Коммерческую тайну, конечно, никто не отменял, и вопросы конкуренции достаточно остры. Но я поделюсь одним из секретов. Во-первых, мы знаем, что дерево даёт комплексный продукт, который впоследствии разделяется на элементы. Мы хотим максимально использовать ту древесину, которую получаем. Поэтому заняты одновременно производством целлюлозы, бумаги, картона, а также пиловочником, фанерой, опилками и пеллетами. А то, что мы не перерабатываем в продукт, перерабатываем в энергию и тепло.

Так что, если умудримся на 100% использовать древесину, то это будет выгодно для всех. Кстати, в Красноярске уже подписан договор на строительство пеллетного производства в Лесосибирске. Первый транш мы уже внесли. Первая фаза производства составит 60 000 тонн в год, а полный цикл подразумевает выпуск в 100 000 тонн.

Строительство начнётся в следующем году, а в начале 2019 года товарная продукция пойдёт на экспорт. И раз по умолчанию мы видим себя международной компанией, которая поставляет продукцию в 70 стран мира, то хотим видеть свой рынок без границ.

Сейчас 70% продукции идёт на экспорт, остальные 30% на внутренний рынок. В любом случае, нам не принципиально разграничение рынков, так как мы присутствуем везде, где есть спрос. Именно поэтому нам интересен и Китай. И этим значительно отличаемся от подавляющего большинства российских компаний, работающих в нашей индустрии.

У нас сеть заводов, семь из которых находятся в Европе. Там конвертируем нашу собственную бумагу в упаковку для местного клиента, решая, таким образом, проблему клиента на месте. Так как он хочет, чтобы она решалась здесь и сейчас, без языкового барьера, по его стандартам, принципам и за его валюту. И это правильное движение приводит к тому, что мы создаём продукт, который ему привычен, удобен и экономически выгоден. И так должны сегодня развиваться все.

В годы лихолетья, когда лесная отрасль переживала не лучшие для себя времена, все планы имели максимум годовые горизонты, так как не видели будущего и пытались «рубануть» денег сразу. Поэтому все поголовно валили лес и продавали в виде кругляка. Сейчас же это выглядит глупо: когда вполне можно поводить переработку самостоятельно и создавать своему продукту дополнительную стоимость. Ведь конечный продукт в 4 раза дороже. Но тогда мы не могли делать иначе, потому что требовались инвестиции, сопровождаемые серьёзными рисками. Именно такое наследие в индустрии мы несём уже продолжительное время. Наша же компания поднялась на тот уровень развития, где сейчас работают на далёкую перспективу и закладывают точки роста.

— Будет ли место в огромном списке грядущих изменений социальным вопросам? В разрезе наращивания кадрового потенциала, повышения квалификации персонала, строительства жилья и предоставления кредитных линий для сотрудников и т. д.?

— Как правило, во время ежегодной личной встречи с работниками предприятий разговор начинается как с самых банальных вещей, как нехватка рукавиц, так и с более серьёзных, которые вы упомянули — поддержка профессионального развития и социальные вопросы. А также и темы жилья.

Персонал интересуется, почему бы компании не начать, как в советские времена, строительство домов для сотрудников. Однако на эту инициативу нужно смотреть с другой стороны.

Рассмотрим ситуацию на примере Лесосибирска, где ЛДК —1 за прошлый год переработал четверть всей перерабатываемой лесной продукции в регионе. Три четверти переработал кто-то другой. А заплатили мы больше половины всех налоговых поступлений в городе. О чём это говорит? О том, что очень много бизнеса идёт мимо казны.

Вот если бы все эти бизнесмены платили исправно налоги, то у муниципалитета было бы достаточно денег для того, чтобы обустраивать социальную среду и реализовывать в том числе и
жилищные программы. И для нас это головная боль, так как пилим такую же древесину, как наши добрые соседи, но при этом кто-то из нас платит налоги и является прозрачным бизнесом, а кто-то предпочитает работать нечестно. И в этих перекосах прослеживается серьёзная проблема, но даже с таким положением вещей мы помогаем нашим работникам.

Например, в АФК «Система» есть МТС -банк, который для работников нашего предприятия предлагает льготные условия при выдаче кредитов. Кроме этого, по более выгодным ценам персоналу продаём и продукцию комбинатов. Но мы не хотим этим увлекаться, а желаем делать то, что у нас лучше всего получается, и тогда будем эффективными в своей деятельности.

Почему в советское время было распространено, что предприятия обладали школами, больницами и стоили всё и вся? Далеко не от хорошей жизни. Это как раз от того, что государство не могло вовремя обеспечить граждан необходимой инфраструктурой. И эта порочная практика, от которой мы должны уходить. Что же касается социальных вопросов и нашего подхода к поддержке работников, то все знают прописную истину: кадры решают всё, и она актуальна во все времена.

Другой не менее известный человек, Генри Форд как-то сказал, что есть три вещи которые влияют на бизнес: персонал, деньги и машины. Но машины делают 10% успеха, деньги — 5%, а 85% успеха делают люди. Мы верим в эту формулу и сейчас занимаемся этим предметно и сфокусировано.

У нас работает 13 000 человек, и средний возраст работника составляет 47 лет. Да, это почти пенсионный возраст, но у нас вся индустрия такая. К сожалению, считается не модным и не перспективным идти в лесную отрасль, так как и зарплаты не самые высокие и не особо интересная деятельность. Поэтому работодатель обязан создать этот интерес.

К примеру, нами подписано соглашение с Вологодской губернией, на основании которого мы совместно поднимаем Сокольский лесопромышленный техникум. Открыли там профильную кафедру и создаём общие учебные программы. Взяли на себя обязательства приёма энного количества студентов на производственную практику, а по окончании учреждения трудоустройства специалистов.

Этот опыт, который мы сейчас нарабатываем, будем мультиплицировать во все регионы присутствия. Пока активный диалог ведётся с тремя высшими заведениями: Петербургская лесная академия, Петербургский институт растительных полимеров и Петрозаводский госуниверситет.

А почему так? Потому как первые два — лидирующие специализированные отраслевые вузы, а последний на удивление продвинутый вуз, который расположен как раз в стратегически важном для нас регионе — Карелия. Поэтому теперь вместе с вузами обучаем будущих специалистов и решаем конструкторские и научно-практические вопросы.

Кроме того, внутри компании существует кругооборот с постоянной подпиткой молодой крови и системного развития всего персонала. В этом году, например, в Лесосибирске создаём новые рабочие места. Но их не так много, потому что, как правило, мы запускаем автоматизированные производства, где работают только профессионалы и получают за свой труд очень хорошую зарплату. Согласитесь, всегда приятно быть частью развития, а не стагнации.

---

Беседовала Елена Вашкевич