С 1 января пошлина на экспорт необработанной древесины дальневосточных пород резко выросла с 25% до 60%, а в следующем году её увеличат и вовсе до 80%. Такими жёсткими мерами правительство намерено стимулировать переработку древесины. На практике это уже привело к массовым сокращениям работников на лесопромышленных предприятиях.
Некоторые специалисты прогнозируют, что нововведения приведут к краху лесной отрасли региона, если на них не наложат мораторий. Мы созвонились с председателем ассоциации лесопромышленников «Дальэкспортлес» Александром Сидоренко, чтобы узнать, как обстоят дела на самом деле.
— Александр Николаевич, повышение экспортных пошлин вызвало большой резонанс на Дальнем Востоке. Какова ваша позиция?
— Прежде всего, моя позиция — не позиция физического лица, а совокупное мнение членов ассоциации, в которую входят все крупнейшие лесопромышленные холдинги и компании Дальнего Востока. Ну а позиция очень простая. Лесная промышленность региона сегодня представляет собой нищую отрасль.
Никаких денег на создание деревообрабатывающих мощностей нет. И в первую очередь это не из-за лени или нерасторопности бизнесменов, а из-за того, что территория инфраструктурно не готова к таким преобразованиям. Нет развитой сети дорог, нет электроэнергии, очень сложный рельеф. У нас себестоимость заготовки древесины в два раза выше, чем в среднем по России. Всё это в совокупности даёт убыток при производстве пиломатериалов. Ну и главное — нет людей.
Стоит дорогостоящее американское оборудование, а специалистов, которые хотят и могут работать, нет. Это касается и деревообрабатывающих, и лесозаготовительных предприятий. Везде нужны люди с квалификацией. А чтобы в деревообработке они работали, где-то год нужно, чтобы научить людей профессии.
Если во всей России заготавливают около 30% от расчётной лесосеки, то на Дальнем Востоке в прошлом году этот показатель был 14%.
Из всех деревообрабатывающих заводов, которые были построены в результате лозунгов о том, как это выгодно и мы вам поможем, ни одно предприятие не имеет прибыли. Более того, они на 90% случаев банкроты или на грани банкротства. Никто не в состоянии самостоятельно справиться с кэш-флоу, вложить свои деньги, набрать кредитов — это постоянные перекредитовки, перекредитовки, перекредитовки и реструктуризации.
Ни одного положительного примера деревообработки на Дальнем Востоке, созданного в результате искусственных требований, нет. Нет опыта, который кто-то хотел бы тиражировать или перенять для собственного производства.
— Вы сказали, что ряд компаний уже закрылись. Можете назвать несколько для примера?
— «Аркаин», «Азиалес». Компания «Римбунан Хиджау» построила завод МДФ, вложив в него 200 млн долларов, и он простаивает: за 12 лет своего существования отработал, наверное, считаные месяцы.
В связи с коронавирусом в КНР резко замедлилась экономика, нет движения товаров. В связи с этим с 26 января на Дальнем Востоке остановились все лесопильные заводы, которые пилят на Китай. А это 75% деревообрабатывающей промышленности региона.
— Но сейчас на Дальнем Востоке все только на Китай и работают — правильно я понимаю? С Японией же мало кто сотрудничает?
— Японский рынок — самый дорогой — мы потеряли: раньше поставляли в Страну восходящего солнца 5 миллионов кубометров древесины в год, а сейчас — порядка 130 000 кубов. Корейский рынок тоже упустили — дошла очередь и до китайского. В 2007 году доля присутствия российских лесоматериалов на рынке КНР составляла 52%, а сейчас — 17%, и она продолжает падать.
— Вы имеете в виду круглый лес или вместе с пиломатериалами?
— Пиломатериалы? О чём выговорите… Можно ли считать успешной доктрину индустриализации лесной промышленности на Дальнем Востоке, если у нас 70% деревообрабатывающей промышленности — китайские компании со всеми вытекающими социально-экономическими последствиями. Налоги уходят туда, прибыль тоже. И управляемость отраслью — соответствующая. Это как строить свою систему на, допустим, каком-то программном обеспечении, которое управляется с другой территории. Однажды она просто перестаёт работать. И яркий пример — то, что сейчас происходит на Дальнем Востоке. Большинство предприятий встали. Тех, кто продолжает работать, можно по пальцам пересчитать.
Взять, к примеру, компанию «Тернейлес» (Приморский край). На предприятии деревообработку начали развивать ещё в 1989 году. И не потому, что их кто-то заставил, а потому что они приняли для себя такую концепцию. И инвестор у них японский, а не наши банки.
Многие бы хотели наладить производство пиломатериалов, но проблема в том, что у бизнеса денег нет, чтобы инвестировать в деревообработку. А кредитование — своего рода игра в «подкидного дурака»: никогда не знаешь, чем закончится. Нередко имеет место рейдерство.
— Александр Николаевич, а квотирование экспорта как-то смягчает ситуацию?
— Квоты введены двумя постановлениями. Первое — за номером 779 от 30 июля 2012 года. Тогда для всей страны квоту ввели 13%, а тем, кто вне квоты, — платят 80%. Но в документе почему-то забыли прописать древесину, которая произрастает на Дальнем Востоке.
В итоге везде квоты получают по заявительному принципу: Федеральная таможенная служба уведомляет Минпромторг, сколько компания в прошлом году экспортировала, и этот же объём в случае заявки на получение квоты им автоматически определяют на следующий год.
У нас же постановлением N0 1520 от 12 декабря 2017 года необходимо предоставить справку от субъекта о том, что создано деревообрабатывающее производство с выручкой от продажи пиломатериала не менее 40%. Почему такие условия созданы?
Почему для всей страны одни требования: ФТС просто даёт объёмы прошлого года и, нате, пожалуйста, квоты, а для Дальнего Востока прописаны дополнительные требования, что мы должны иметь деревообработку.
Живя здесь, на Дальнем Востоке, мы что, провинились в чём-то?
Зачем тогда проект по созданию свободного порта, территории опережающего социально-экономического развития, дальневосточные гектары?
Идёт передел отрасли, а страдают люди. В итоге два человека с леспромхоза приехали в Хабаровск без денег, в отчаянии пошли банк грабить. Дети голодные. Это цель преобразований?
Мне с утра до вечера звонят мужчины, которым надо семьи кормить, и они не знают, что делать.
— Я разговаривала с несколькими дальневосточными лесопромышленниками. Один из них сказал, что в связи с повышением квот вынужден распустить часть коллектива. С начала 2020 года у него попали под сокращение 170 человек. Скольких работников отрасли ждёт та же участь, по вашим оценкам?
— Профессиональное сообщество прогнозирует: до мая в связи с сокращениями останутся без средств существования около 30 000 человек, вместе с работниками смежных отраслей.
«Дальэкспортлес» как межрегиональная ассоциация лесопромышленников, естественно, не может оставаться в стороне. В ассоциацию входят 24 крупных предприятия Приморского и Хабаровского краёв, Еврейской автономной области, Амурской области. Члены ассоциации экспортируют свыше 50% древесины с Дальнего Востока, реализуют порядка 90% приоритетных инвестиционных проектов.
Мы достаточно громко и аргументированно заявили свою позицию, выступали публично. Обращались к региональным властям, обращались в правительство, чтобы пересмотрели такое повышение пошлин. Нас никто не слушает. Воспринимают или как саботажников, не желающих ничего делать, или как неумех, у которых руки не оттуда растут. Мы устали кому-то что-то доказывать.
Бизнесмены уж точно найдут чем заняться — они уйдут в другую отрасль. А местным жителям куда деваться — тем, кто родился и вырос в отдалённых посёлках? Вся их жизнь связана с тайгой. А заготовка леса проводится только в тайге — не в супермаркете.
Люди хотят работать и в конце месяца приносить деньги в свою семью, чтобы кормить детей, собирать их в школу. Это основа общества, экономики, патриотизма, воспитания, прогресса, в конце концов. Если это никому не нужно, нам остаётся только сожалеть.
— Некоторые собираются с лесным бизнесом, так я понимаю, распрощаться?
— Да, бизнесмены не пропадут — они найдут другую нишу. Лесной бизнес и так — дело неблагодарное. Если нет другого информационного повода, всегда «на ура» идёт тема: «Чёрные лесорубы — спасайте страну!» И начинается всеобщий ажиотаж. Только вот нарушения в лесной промышленности составляют менее 0,5% от объёма заготовки — это ведь мало кто знает.
А то, что дерево растёт сто лет, созревает и потом начинает загнивать — никто не учитывает. Кому нужна гнилая древесина? На «бабушках» никто не женится.
Лес — это возобновляемый ресурс, которым неразумно не пользоваться. У нас столько контролирующих органов, тщательно следящих, чтобы заготовители соблюдали установленные в стране правила лесопользования.
Есть шаблоны, которыми мыслит большинство. Лесная отрасль получила репутацию криминальной отрасли. А кто хочет поддерживать криминальную отрасль? А здесь работает много умных людей, владеющих несколькими языками, имеющих несколько образований и учёные степени. Здесь работают жители маленьких деревень, у которых нет возможности устроиться в другую сферу. Здесь трудятся и бывшие заключённые, в том числе отбывавшие наказание по тяжким статьям, за убийство в том числе. И всё это объединено, организовано в сложную систему созидательной работы.
Беседовала Елена Скуратова
Сотрудничество Китая и России в ЦБП: что покупаем и что продаём
В 2024 году новости о том, что «друзья» из Китая занимаются тем, что активно покоряют очередную нишу рынка российской лесопродукции, стали чем-то вполне обыденным. Эксперты справедливо опасаются, что столь крепкая привязанность целой отрасли к...
Читать далее...
Оборудование NorthSaw поддерживает вектор автоматизации российских ЛПК
Тренд на механизацию и автоматизацию набирает обороты на предприятиях ЛПК нашей страны. Ещё недавно цель увеличения объёма производства при минимальном количестве персонала многим компаниям казалась недостижимой, особенно в условиях санкционных...
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.