Климатические проекты в новой реальности. Красноярский экономический форум 2022

Экологическая трансформация промышленности стала одной из ключевых тем Красноярского экономического форума 2022 года. Повестка мероприятия формировалась задолго до того, как ситуация в Украине разделила жизнь практически всего мирового сообщества на «до» и «после».

Насколько в новых реалиях актуальна тема экологической ответственности бизнеса? Ответить на этот вопрос предстояло участникам сессии «Перспективы лесоклиматических проектов: взгляд научного сообщества».

Правда, интриги не получилось: фактически ответ в первых же словах своего выступления дал модератор круглого стола — первый заместитель исполнительного директора Ассоциации менеджеров Вадим Ковалёв.

«Тема защиты окружающей среды остаётся актуальной, и особенно очевидно это будет после урегулирования текущей ситуации, а это рано или поздно произойдёт. Мировые рынки, будь то Европа или Азия, продолжат существовать по тем ESG-правилам, которые мы все уже прекрасно знаем.

Этот тренд стал по-настоящему глобальным, а значит, компании, следующие этим принципам, не утратят своей конкурентоспособности, даже если часть рынка станет для них недоступной. Таким образом, содержательное обсуждение отдельных компонентов ESG-повестки, конечно, имеет смысл в нынешних условиях», — подчеркнул модератор.

Он также отметил, что акцент на научную составляющую в названии сессии сделан не случайно.

«В тематике ESG очень много различных домыслов и постулатов. На наш взгляд, голос научного сообщества не так ясно слышен, как голоса многих популистов. Мы говорим про управленческие решения, которые должны базироваться на высокой экспертизе. И именно учёные могут подсказать нам, как добиться от лесоклиматических проектов лучших результатов», — пояснил Вадим Ковалёв.

Ставка на науку

О проблеме достижения углеродного баланса и роли лесов в решении этой задачи говорили ещё на прошлогоднем КЭФе. Тогда эта тема звучала в контексте введения Евросоюзом трансграничного налога на углеродоёмкие товары — предполагалось, что это произойдёт в 2023 году.

В нынешних реалиях этот вызов, несомненно, утратил остроту, и вместе с тем возник логичный вопрос — если так, то зачем нам климатические проекты?

«Мы сейчас находимся в ситуации, когда интерес к лесоклиматическим проектам, который был очень высоким, резко снизился в силу возникшей неопределённости, прежде всего у бизнеса, которому нужно искать пути выживания, а не развития. Тем не менее климат — это фундаментальный долгосрочный тренд, который будет актуален в ближайшие 50 лет.

И какой бы сегодня ни была ситуация, завтра или послезавтра спрос на климатическую тематику возрастёт. И те вопросы, которые не будут решаться в этом году и следующем, станут отложенными вопросами», — высказал мнение заместитель руководителя Центра ответственного природопользования Института географии РАН Андрей Птичников.

Он напомнил, что ранее бытовало представление о трансграничном углеродном регулировании как основном драйвере лесоклиматических проектов. Однако сейчас стало ясно, что таким драйвером выступает декарбонизация бизнеса.

Очень многие российские компании уже объявили, что достигнут углеродной нейтральности к 2050 году. И какой бы ни была текущая ситуация, им предстоит выполнить свои обязательства, ведь соответствующая задача зафиксирована в Стратегии социально-экономического развития России.

Не каждый проект — климатический

В январе прошлого года Правительство РФ утвердило дорожную карту по реализации эксперимента на территории Сахалинской области, где должно быть установлено регулирование выбросов парниковых газов, и определило состав рабочей группы для координации этого эксперимента. Андрей Птичников напомнил, что среди направлений по реализации климатических проектов были предложены следующие: лесовосстановление, лесоразведение, охрана лесов от пожаров и защита лесов от вредителей.

Эксперт подчеркнул, что Центр ответственного природопользования последовательно выступает за то, чтобы не было путаницы между лесохозяйственными и лесоклиматическими проектами.

«Первые тоже важны, но они относятся к другой программе — по адаптации лесов к изменению климата. Разница в том, что при их реализации не происходит монетизация углеродных единиц, то есть их эффект с точки зрения появления углеродных единиц очень незначителен или даже может быть отрицательным», — подчеркнул учёный.

Он выделил шесть видов климатических проектов, оптимальных с точки зрения реализуемости, инвестиционной привлекательности и сертифицируемости по международным системам. Это проекты по добровольному сохранению лесов арендаторами сверх требований, прописанных в законодательстве, проекты по устойчивой интенсификации и climate smart forestry на землях лесного фонда и заросших лесами сельхозземлях, проекты по уменьшению горимости лесов, по защитному лесоразведению на безлесных территориях бывших сельхозземель и в лесфонде, а также проекты по обводнению ранее осушенных болот.

Также, по его мнению, эффективными могут быть отдельные проекты по лесовосстановлению — там, где оно затруднено по разным причинам.

«В любом проекте просчитывается себестоимость углеродных единиц, ведётся экономический расчёт базового сценария и улучшенного. При текущей стоимости углеродных единиц на мировых рынках, и прежде всего на добровольном рынке, эти шесть проектов более-менее реализуемы. Самые дорогие из них — по уменьшению горимости лесов и устойчивой интенсификации», — акцентировал зам. руководителя Центра ответственного природопользования.

На пользу экологии

Нельзя не отметить, что заинтересованных в обсуждении климатической повестки в этом году было значительно меньше, чем в прошлом. Список экспертов поменялся буквально накануне мероприятия, и из семи спикеров осталось всего четверо, причём трое выступили в онлайн-формате.

Единственным представителем научного сообщества, присутствовавшим на площадке КЭФа лично, стал директор Института леса им. В. Н. Сукачёва Александр Онучин. В своём выступлении он отметил, что не видит противоречия между лесохозяйственными и лесоклиматическими проектами.

«Если мы будем хорошо реализовывать лесохозяйственный проект, он будет работать и на поглощение углерода, и на получение качественной древесины. Но что, наверное, ещё более важно — мы тем самым будем сохранять от вырубки леса, которые выполняют важные биосферные функции», — подчеркнул учёный.

Также Александр Онучин напомнил, что на данный момент в нашей стране реализуется экстенсивная модель лесопользования, которая уже привела к дефициту качественного сырья. Но помимо этого она также чревата тем, что снижает экологические, биосферные функции лесных систем, в том числе углерод депонирующие.

Выходом из сложившейся ситуации эксперт считает более широкое применение модели интенсивного использования и воспроизводства лесов, которая может быть эффективно реализована только в лучших лесорастительных условиях.

«Приведу пример: средний прирост древесины по России составляет 1,5 кубометра с гектара, в Сибири — 1,3 кубометра. Это с учётом пожаров, вредителей и болезней. В лучших лесорастительных условиях — это центральные районы Красноярского края, южная тайга, лесостепь — естественный прирост лесов составляет около 10 кубов с гектара, то есть почти на порядок больше.

Вот здесь и имеет смысл вводить интенсивную форму хозяйства и использовать её не только для получения высококачественной древесины в больших объёмах, но и с целью повышения депонирующей функции лесов», — высказал предложение глава Института леса.

Также он ещё раз напомнил о важности ведения интенсивного лесопользования на сельхозземлях, заросших лесом. По его мнению, это самые благодатные территории для создания карбоновых полигонов и интенсивной формы ведения хозяйства. Однако, к сожалению, действующее законодательство не позволяет этого сделать.

В частности, чтобы реализовывать модель интенсивного лесопользования и воспроизводства лесов, необходима апробация на отдельных участках — лесных опытных станциях или хозяйствах, где учёные могли бы проверять на практике свои теоретические наработки.

Учёным нужны опытные хозяйства

Институт леса — одно из немногих образовательных учреждений, обладающих такими участками. Красноярские учёные ещё до появления моды на климатические проекты в стационаре «Погорельский бор» начали разработку технологии выращивания высокопродуктивных древостоев.

«Эта технология подходит и для лесоклиматических проектов за счёт того, что мы будем создавать насаждения разной структуры, но одни могут работать только на депонирование углерода, а для получения древесины надо оставлять 600–700 деревьев на гектаре, которые при должном уходе уже в 80-летнем возрасте будут давать пиловочник. Мы работали вместе с «РУСАЛом», была поставлена задача разработать технологию создания карбоновых ферм, и мы этого добились.

Но надо сказать (и это относится не только к лесоклиматическим проектам, а вообще к лесному хозяйству), что интенсивная модель ведения не является панацеей, и только на неё ориентироваться не надо.

Для того чтобы была реализована система устойчивого управления лесами в масштабе всей страны, необходимо провести зонирование территории, выделить участки для интенсивного ведения хозяйства и оставить территории для экстенсивной модели. Какой смысл вкладывать значительные деньги и усилия там, где лес растёт 250 лет?» — отметил учёный.

По мнению Александра Онучина, для успешного перехода лесного хозяйства от экстенсивной модели к интенсивной необходимо предпринять несколько важных шагов. В частности, этот переход невозможен без взаимодействия всех заинтересованных сторон — науки, власти и бизнеса.

Также необходимо создание тех самых опытных хозяйств, где эта модель будет отрабатываться, и подготовка квалифицированных кадров, которые затем будут её внедрять. Но основное — это внесение изменений в нормативно-правовые акты, которые пока сдерживают реализацию всех этих планов.

Сахалинский эксперимент

Ситуацию осложняет отсутствие единой и понятной всем методологии, на основании которой можно было бы определить, является проект климатическим или нет. По всей видимости, разработка её ляжет на плечи тех, кто реализует на Сахалине первый в стране проект по улавливанию, хранению и использованию углекислого газа.

Согласно представленной в декабре 2021 года программе, к 2025 году остров должен достигнуть углеродной нейтральности. Проект комплексный — здесь и отказ от угля, и сокращение парниковых газов, и переработка твёрдых отходов.

Но особую ставку в достижении углеродного баланса авторы проекта делают на лесной массив — за пять лет площадь лесовосстановления на Сахалине планируют увеличить на 18,1 тыс. га за счёт создания карбонового полигона, где будут проводиться научные эксперименты и контроль за производством и поглощением деревьями парниковых газов. Вот только как именно должен реализовываться такой проект, чтобы его результаты признало мировое сообщество?

«Для того чтобы использовать климатические проекты для декарбонизации, нужен их поток. Не один в Красноярском крае, на Алтае или Сахалине, а целый рынок или отрасль. Если идти от результата проекта, то это углеродные единицы, которые засчитываются в углеродном следе продукции.

Конечно, этот зачёт происходит только на международных рынках, никакого зачёта внутри России не будет. А если мы говорим про международные рынки, то это и международные правила работы.

Проект валидируется, то есть признаётся климатическим, на основании методологии, которая отвечает на простые вопросы: что считать базовой линией и как доказать, что девелопер осуществил дополнительные действия по отношению к природным условиям по требованиям законодательства и экономической эффективности», — пояснила директор Сахалинского климатического центра СахГУ Ирина Ведерникова.

На сегодняшний день в России нет единой методологии, признанной на международном уровне, которая позволяла бы валидировать наши проекты и признавать их климатическими. Создание такого инструмента — задача долгосрочная, и даже с учётом текущей сложной ситуации очевидно, что приниматься за её решение нужно как можно
быстрее.

«В случае с лесом методология должна подтверждаться комплексом научно-исследовательских работ. Минимальный цикл — 2–3 года, быстрее не получится. А дальше — международная верификация такой методологии. То есть это и время, и затраты. И это будут затраты первого проекта. Для себя мы решили, что будем разрабатывать такую методологию, регистрировать её на международной платформе, затем регистрировать сам проект и только потом публиковать в российском реестре», — описала ход действий Ирина Ведерникова.

Решение такой задачи и в лучших экономических условиях выглядит непросто, а в текущих обстоятельствах тем более. Директор Сахалинского климатического центра подтвердила, что участникам проекта уже довелось столкнуться с определёнными сложностями.

В частности, некоторые источники финансирования для него оказались закрыты — международные фонды и компании-экспортёры, которые работают на Сахалине, предложили взять паузу, чтобы понять, что будет происходить в дальнейшем и возможно ли в ближайшее время зарегистрировать проект в международном реестре.

«Буквально накануне форума мы провели рабочую встречу и поняли, что если оставим для проекта научную задачу — разработку методологии, то её откладывать не имеет смысла, и если найдётся источник финансирования, то пока это можно делать в рамках карбонового полигона, а результаты через 2–3 года будут востребованы. Под эту задачу мы сейчас переконфигурируем рабочую группу и источники финансирования», — подытожила Ирина Ведерникова.

Краткое резюме этой ситуации дал Александр Онучин, вспомнив народную мудрость: «Помирать собрался, а хлеб сей».

Больше не значит лучше

Другая русская пословица гласит: «Что посеешь, то и пожнёшь». Но в случае с климатическими проектами как раз не всегда понятно, что именно нужно сеять, чтобы выращенный лес максимально эффективно решал задачу депонирования углерода. Эту тему в своём докладе раскрыл директор ботанического сада биологического факультета МГУ Владимир Чуб.

«К карбоновым полигонам применяются те же методы, что и при разведении деловой древесины: чем быстрее растёт растение и чем быстрее накапливается биомасса, тем, как нам кажется, это лучше. Чаще всего для полигонов подбирают растения, которые в тех или иных регионах могут давать большой прирост.

В их числе разрекламированная павловния, которая вряд ли подойдет для Сибири, акация, эвкалипты и другие виды. Прогнозируемый прирост часто базируется на математическом моделировании. Но модели бывают разные, и как говорят учёные, математика — это такой инструмент, который может давать разные результаты в зависимости от того, что вы в него заложите», — пояснил эксперт.

По его словам, чаще всего оценка продуктивности того или иного вида растения даётся на основе краткосрочного эксперимента, данные которого экстраполируются на много лет вперёд, и в результате получается достаточно впечатляющая цифра. Однако для построения адекватной модели нужны более продолжительные измерения.

«Мы привыкли следить за оборотом углерода, и нам сейчас намекают, что надо этот оборот задержать, приостановить, но при этом слабо представляют, что параллельно происходит кругооборот других элементов, в первую очередь азота и фосфора. Для добычи фосфора растение тратит добытый им углерод, подкармливая почвенные микроорганизмы, грибы, а они будут разрушать гумус, что также приводит к эмиссии углекислого газа.

Поэтому кажущийся прирост биомассы может на самом деле сопровождаться существенными потерями СО2. Поэтому необходима комплексная оценка мест посадки растений и технологий, которые будут применяться для их выращивания», — сделал акцент директор ботанического сада.

В своём докладе он сравнил естественные леса и лесные культуры, выращенные человеком. По оценке учёного, первые более разнородны по своему составу, а также по возрасту древостоев, и за счёт этого гораздо лучше противостоят негативным факторам — лесным пожарам, вредителям и болезням. Также он подробно рассказал об особенностях выращивания лиственных и хвойных пород деревьев, их преимуществах и недостатках с точки зрения использования в климатических проектах.

Модератор круглого стола отметил, что эта информация, безусловно, будет полезна тем, кто планирует реализацию таких инициатив, пообещал, что она будет бережно сохранена в Российском партнёрстве за сохранение климата и при необходимости все заинтересованные лица смогут получить к ней доступ.

Здравый смысл должен возобладать

В заключение дискуссии Вадим Ковалёв попытался ещё раз поднять вопрос о перспективах углеродной повестки, в частности — насколько актуально сейчас формирование рынка углеродных единиц в России?

К сожалению, к этому моменту все спикеры, участвовавшие в круглом столе удалённо, уже отключились, а Александр Онучин честно признал, что это не совсем его тема, поскольку как специалист-лесовод он готов говорить о технологиях интенсивного лесовыращивания и создания карбоновых ферм, но не об экономике этих процессов. И всё же учёный поделился некоторыми соображениями по этому поводу.

«Я думаю, что в нынешней ситуации риски существенно возросли, поскольку непонятно, кто будет покупать эти углеродные единицы. Если наши производители не будут выставлять свою продукцию на международный рынок, то зачем им гасить её углеродный след?

С другой стороны, я считаю, что здравый смысл должен возобладать. Никто не исключает глобальное потепление, природа которого связана с парниковым эффектом. Земля — наш общий дом, поэтому какие-то решения всё равно должны будут приниматься», — подвёл итог директор Института леса.

---

Текст: Мария Кармакова